И у каждого из детей уже появилось свое любимое тихое местечко, недоступное и защищенное, как крепость; только у девочки Линочки ее крепости шли по низам, под кустами, а у мальчика Саши — по деревьям, на высоте, в уютных извивах
толстых ветвей.
Неточные совпадения
— Примеч. авт.] Иные, еще обросшие листьями внизу, словно с упреком и отчаянием поднимали кверху свои безжизненные, обломанные
ветви; у других из листвы, еще довольно густой, хотя не обильной, не избыточной по-прежнему, торчали
толстые, сухие, мертвые сучья; с иных уже кора долой спадала; иные наконец вовсе повалились и гнили, словно трупы, на земле.
Его составляли небольшой, заросший с краев прудик, сейчас же за ним крутая гора вверх, поросшая огромными старыми деревьями и кустами, часто перемешивающими свою разнообразную зелень, и перекинутая над прудом, у начала горы, старая береза, которая, держась частью своих
толстых корней в влажном береге пруда, макушкой оперлась на высокую, стройную осину и повесила кудрявые
ветви над гладкой поверхностью пруда, отражавшего в себе эти висящие ветки и окружавшую зелень.
Оно стояло под окном;
толстый ствол его с облезлой корой преграждал свету доступ в комнату, изогнутые и черные
ветви без листьев бессильно распростерлись в воздухе и, покачиваясь, жалобно скрипели.
Дорога расходилась: одна
ветвь сворачивала под прямым углом влево, к Москве, что и значилось на тонкой дощечке, прибитой к
толстому вертикальному столбу; другая вела вправо, к парку со многими увеселительными заведениями, что опять-таки указывалось перстообразною дощечкой.
На вершине одной
ветви было прикреплено деревянное изображение птицы, на другой — грубое подобие человека, на третьем — какой-то зверь, вроде
толстого крокодила, и на четвертом — что-то вроде жабы.
Совсем стало темно. Серафима натыкалась на пни, в лицо ей хлестали сухие
ветви высоких кустов, кололи ее иглы хвои, она даже не отмахивалась. В средине груди ныло, в сердце нестерпимо жгло, ноги стали подкашиваться, Где-то на маленькой лужайке она упала как сноп на
толстый пласт хвои, ничком, схватила голову в руки отчаянным жестом и зарыдала, почти завыла. Ее всю трясло в конвульсиях.
Но вот посмотришь еще — и вдруг все отделилось, каждая веточка плавает в море голубого воздуха, и среди белых,
толстых, пушистых
ветвей одного дерева воздуха так много, как во всем мире.